Лауреат Государственной премии, драматург Павел Григорьевич Маляревский родился в Тобольске 21 января 1904 года. После окончания в 1921 году школы, работал библиотекарем. Спустя шесть лет он окончил факультет общественных наук ИГУ, где затем преподавал. В 1939-1947 годах Павел Маляревский заведует литчастью Иркутского ТЮЗа.

Павел Маляревский – самобытный поэт, прозаик, автор литературно-критических и театроведческих работ. А главное, он был необычным драматургом, детским. По мотивам бурятских и китайских сказок написаны его лучшие пьесы для самых маленьких: «Счастье», «Чудесный клад», «Меч Китая».  В одном из писем Маляревский признавался, что его всегда увлекали полные глубокого своеобразия мотивы и образы, созданные народной фантазией». Писал он и взрослые пьесы, за «Канун грозы» был удостоен Сталинской премии.

П. Г. Маляревский умер в Москве 4 марта 1961 года. Похоронен в Иркутске на Глазковском кладбище.

Поэт Анатолий Преловский написал о Маляревском интересное воспоминание для книги о ТЮЗе «Цветы и годы» (Иркутск, 2003), которые мы здесь приводим:

…А познакомились мы с Павлом Григорьевичем на одном из обсуждений моих стихотворений в Иркутском отделении Союза писателей. Было это весной 1955 года.

Разгром был мне учинён полнейший, по всем правилам тогдашней литературной педагогики. Но в конце обсуждения Маляревский, сам горячо громивший мои стихи, вдруг заговорил о другом. О том, как беречь дарование, как растить его, как помогать ему.

– В талант надо вкладывать акции! Как в завод, фабрику. Он потом всё вернёт. Сторицей! – говорил он запальчиво, вольно жестикулируя.

– Что вкладывать-то? – бурчал Гавриил Кунгуров. – Денег у нас нету, нетути…

– Акции доверия! – смеялся Маляревсикй и вскакивал на стул, не замечая, что шокирует аудиторию.

Боле серьёзное общение началось позже, летом 1957 года. Я тогда заканчивал университет, выпустил первый сборник стихотворений, работал редактором студии кинохроники, которая размещалась внутри сильно разгороженного костёла на площади Кирова. Там-то и возник у нас принципиальный спор.

Среди незначительного разговора он вдруг из своего огромного жёлтой кожи портфеля вынул рукопись:

– Вот поглядите. Тоже стихами балуюсь…

Гляжу, а это – стихотворный вариант пьесы «Поэма о хлебе». Я удивился: почему в стихах? Тогда мне казалось, что современный драматургический материал как никак не терпит насилия двух условностей: сценической и поэтической, надо выбирать какую-нибудь одну.

Я с непосредственностью молодости всё это выложил автору. Что тут  было! Он метался по просмотровому залу, задевая кресла и проходящих мимо. Он жестикулировал. Он доказывал мне, что в драматургии можно всё, всё, всё, лишь бы было занимательно.

– Занимательно! Интересно!.. А может быть, вы и правы. Подумаю. Впрочем, у меня есть и нормальный вариант…

…А последняя встреча с Маляревским была в Москве, рыхлой зимой в феврале 1961-го. Он по-ребячьи прокатывался по тротуарным «раскатушкам», ловил равновесие портфелем, улыбался, но грустновато.

– Вот готовлю книгу… много отсёк: слабо! Вот ещё одну пьесу, кажется, поставлю… А что сделал за жизнь? Мало! Вы торопитесь, а то не успеете. Будете жалеть, как я сейчас. – И заговорщически, как всегда, смеялся. – А кто меня продолжит? Вы, Дворецкий? Никого почти… Но вы в драматургии – от поэзии, а Дворецкий – от прозы…

– Кого же вы ждёте, Павел Григорьевич?

 – А драматурга… от драматургии. Природного. В Иркутске пока не родилось. А должен бы… Почему? Театр есть – почва есть. Ну, и какие-никакие традиции…

Думал ли, знал ли Маляревский, сам истинный драматург от драматургии, что в Иркутске в это время выходит маленькая, но знаменательная книжка «Стечение обстоятельств», где уже заявлен в сценах городской сибирской жизни природный драматург от драматургии – Александр Вампилов?

Вот кто пришелся бы Маляревскому по душе! Вот бы кому, я уверен, отдал старый мастер всю полноту, весь деятельный пыл своего опыта и доверия таланту!

В жизни они, кажется, даже и не встречались, но невидимая нить преемственности, таланта и вообще чуда тянется от одного – к другому…