С кандидатом филологических наук, ведущим сотрудником Государственного Литературного музея, известным филологом-достоеведом Павлом Фокиным о жизни современных московских музеев побеседовал Борис Кутенков.

- Павел, вначале хотелось бы привести некоторые статистические данные. «”Москва занимает первое место по количеству музеев среди мегаполисов мира», - сообщил Сергей Собянин 4 июня на открытии международного фестиваля «Интермузей-2014» в «Манеже». «На данный момент в российской столице насчитывается около 350 музеев. Московские музеи стали посещать на 40% больше, чем в последние два-три года, - это около 7 млн. человек. Это не считая федеральных и частных музеев», - сказал мэр Москвы. Его слова приводит пресс-служба мэра и правительства города», - такую информацию даёт сайт «Москва-24». Правда ли это – или очередные потёмкинские деревни? Есть ли в этой внешне радостной картине подводные камни?

- Я не имею информации о других мегаполисах, поэтому не буду оспаривать тезис о том, что Москва занимает первое место по количеству музеев. Судя по цитате, мэр имел в виду собственно муниципальные музеи, то есть те, которые содержит город. С этой точки зрения Москва, скорее всего, действительно занимает первое место. Что касается посещаемости, я думаю, что и это вполне правда: посещаемость музеев ведь не связана только с усилиями организаторов, которые финансируют учреждения культуры. Посещаемость и вообще музейная культура связаны с общим уровнем благосостояния общества. Люди идут в музеи, по большому счёту, в последнюю очередь: сначала они идут отдыхать в ресторан, в кино, в театр, а самые продвинутые – в оперу. То есть предпочитают простые формы проведения жизни. А музеи – такие, как Литературный, Исторический, Политехнический и так далее – это уже элитные формы досуга, требующие определённой интеллектуальной подготовки, кругозора, определённого опыта восприятия. Их активизируют тогда, когда появляется переизбыток, если можно так выразиться, обычных форм досуга – всё ведь в конце концов приедается. В последние годы – особенно в Москве – жизнь относительно стабилизировалась: сфера досуга оказалась наполненной, и уже просто посещение кафе, ресторанов или поход в клуб стали чем-то банальным. Возникла некоторая досуговая пресыщенность, и люди стали ходить в музеи. И ещё, посещение музея – это в какой-то степени престижное времяпрепровождение, маркированное некоторой интеллектуальностью, причастностью к высокой культуре. А нынешний потребитель – как и всякий человек, – хочет повысить свой статус: в чужих глазах, в своей собственной самооценке. А чем можно повысить статус? С одной стороны, деньгами, с другой – культурой. Так что повышение посещаемости музеев напрямую связано с этой стороной жизни.

  Другое дело, что сейчас, когда начинается явное ухудшение и падение социальной сферы, сложно что-то прогнозировать. Посмотрим, какие показатели будут в следующем году.

- В интервью, опубликованном в этом же номере «Лиterraтуры», сотрудник Исторического музея Марина Яуре говорит: «Функцию музея хотят подменить образовательной – вместо научной. Посетители музея – в основном либо дамы за пятьдесят, либо мамы с детьми. Родители требуют, чтобы мы рассказывали детям, кто такой Ленин, просвещали их в элементарных вещах, тогда как такое просвещение - это прежде всего задача семьи». Так вот, какая сегодня основная функция музеев?

- Образовательная функция музея всегда была составляющей его работы: музей устроен так, что он является пространством информационным, а всякая информация, так или иначе поданная, является образовательным элементом. Поэтому нет ничего драматичного в том, что посетитель хочет видеть в музее дополнительное образовательное пространство. Но я думаю, что банальное отношение к культуре – и к музею в том числе – транслируется в том числе и государством, которое так понимает музейную сферу. Другое дело, что от каждого конкретного музея зависит, как он себя позиционирует в окружающем мире и в социуме: только ли как образовательный, или как развлекательный, или как научный, или как комплекс всех этих функций, вместе взятых. Конечно, музей должен реагировать на те запросы, которые предъявляет ему посетитель. Но на самом деле музей должен их формировать: он должен быть активным в этом плане. К сожалению, в последние годы почти вся сфера культуры у нас переведена в статус учреждений, оказывающих услуги населению. То есть музеи уравнены с парикмахерскими, столовыми, химчистками – учреждениями, оказывающими бытовые услуги. Обратите внимание на билеты, когда вы приходите в учреждения культуры – Большой театр или МХАТ: на билете написано «стоимость услуги». Сейчас культура переведена в сферу услуг. А если это услуги, соответственно, кем являются эти учреждения? Они являются слугами. Тогда как на самом деле учреждения культуры не являются слугами: по большому счёту это «господа». Это те «господа», которые имеют силу: интеллектуальную, духовную, культурную, - и этой силой они должны пользоваться. К сожалению, поскольку услуги завязаны на бюджете, то этой своей силы музеи не чувствуют – порой не понимая, что они не слуги, а «господа», и идя на поводу у тех, кто их содержит. Это своего рода драма современного состояния культурной сферы в России. Каковы пути её разрешения? Думаю, что эти вопросы не имеют прямых и однозначных ответов. Всё-таки музей – это один из элементов сложной социальной системы, и выделять его в самостоятельное явление и смотреть вне контекста всей жизни – неправомерно. Жизнь выстроит всё адекватно своему состоянию. Но моя позиция – что музей должен выступать с «позиции силы» по отношению к посетителю: он должен управлять, должен руководить, должен навязывать свои взгляды, свою идеологию и свою позицию. Иначе зачем ему быть?

- Отсюда логично перейти к вопросу о компетентности кадров и проблеме сокращения по возрасту. Те, кто старше 55-ти, - с одной стороны, это люди, которые не всегда могут приспособиться к существующим обстоятельствам и тенденциям (трудности с компьютерной грамотностью, например), с другой – нередко это высококлассные специалисты. Что Вы думаете об этой проблеме?

- С агрессивными действиями руководства по отношению к сотрудникам пожилого возраста я не сталкивался. А ротация кадров – она всегда происходит, и смена поколений – это нормальный и органичный процесс. Другое дело, что в наше время получился естественный разрыв между профессиональными поколениями: в прежние годы, особенно в 1990-е и 2000-е, когда вся социальная сфера лежала в руинах, было немного молодых людей, желающих идти работать в музей или учиться на сотрудника музея, - видя в перспективе грошовую зарплату и социальное унижение. Поэтому получилось, что сейчас представителей среднего поколения среди людей, работающих в музее, мало. Есть либо старшее поколение, либо те, кто сейчас вырастает из благополучных семей, где проблемы материального обеспечения нет – оно решено либо за счёт родителей, либо за счёт молодых богатых супругов. Так что разрыв обусловлен конкретными историческими обстоятельствами. Но, насколько я знаю, в большинстве музеев к старым кадрам относятся с пиететом и стараются их сохранять, используя в той форме, в какой это возможно. Среди моих коллег достаточно много людей в возрасте близком к 80-ти, в прошлом году мы отметили 90-летие одной нашей коллеги. Другое дело, что они работают в несколько ином режиме: методистами, консультантами. Но люди, работающие по 40 или 50 лет в музее, являются важной профессиональной базой, которая, может быть, не нужна ежедневно в работе, но потребность в ней всегда есть: это, что называется, кадровый запас. Это те люди, которые передают свои знания и опыт другим, ведь музейной профессии, на самом деле, можно обучиться только на практике. А это поколение советских людей, для которых их дело – это смысл жизни, поэтому они готовы даже бескорыстно или за какие-то ограниченные деньги делиться своим опытом и знаниями – просто потому, что они не отделяют себя от музея. Это поколение физически уйдёт – и будет другая атмосфера. Но сейчас это поколение есть, и, как бы к ним кто ни относился, их невозможно вычеркнуть из нашей профессии. Безусловно, есть те, кто уходит на пенсию, как правило, по своим обстоятельствам, - они делают это с грустью, как и любой человек, который меняет работу и образ жизни. Это психологически объяснимо. Но это не связано с тем, что проводится какая-то политика по выдавливанию старшего поколения из музейного пространства и из профессии.

- То есть среди представителей молодого поколения нет людей, считающих своё дело смыслом жизни… Грустно.

- Я думаю, такие идеалисты, наверное, есть. Но если смотреть количественно – в сравнении с тем поколением, их гораздо меньше. Всё-таки мы живём в другую эпоху: более прагматичную, более циничную, более рациональную; эпоху, в которую трудно сохранять идеалы, а ещё труднее их сформировать. Но я не вижу в этом никакой драмы. Если музей будет иметь другое лицо – он будет иметь другое лицо, ведь когда-то оно тоже было другим… Музей – это живой организм, который отражает своё время.

- Сейчас московским музеям приходится сталкиваться с реформированием. Просветите: что это – положительная или отрицательная тенденция? Идёт ли речь только о необходимых реставрационных работах - или есть опасность ликвидации, слияния музеев?

- Везде разные обстоятельства и разные истории. Я думаю, что речь идёт не о реформировании музеев, а о реформировании культурной сферы. То, что мы сегодня имеем – это всё-таки наследие советской культуры – культуры высокого просвещения, с которой современное государство не знает что делать. Большинство населения по-прежнему воспринимает сегодняшнее государство как то, которое было больше двадцати пяти лет назад, или как его преемника, но это ведь не так. В Советском Союзе было понятно, для чего существуют музеи или кино – это была сфера идеологии, которая должна была воспитывать гражданина советского общества. От идеологической функции учреждения культуры в перестройку отказались, а другие функции никто не сформулировал. Нет государственного заказа на культуру. Поэтому в этой сфере мы все живём по принципу «кто во что горазд»: одни понимают задачи музеев так, другие – иначе. И так будет, пока государство не сформулирует свою позицию по отношению к культуре. В последнее время свою позицию государство сформулировало так: культура это – некие культурные услуги, но для чего нужны эти услуги – государство, похоже, не очень понимает. То есть услуги образования – понятно для чего: нужно воспитывать грамотного производителя каких-то ценностей, налогоплательщика. Если будут вырастать необразованные люди, то некому будет работать, появятся бомжи, криминал, некому будет платить налоги. С этим понятно, а с культурой – непонятно. По традиции – вроде культура должна быть, но пока не будет ясности у государства для чего она, не будет и ясности реформирования. Сейчас эта сфера реформируется под некие неопределённые услуги.

- Значит, дело не в каком-то намеренном вредительстве со стороны государства, а в неясном формулировании задач…

- Нет, о необразованности речи не идёт. В Министерстве культуры работают люди с образованием, а порой и с двумя образованиями. Винить чиновников в том, что они глупы и неграмотны, никто не будет. Просто пока государству было не до того, чтобы задуматься: а зачем нужна этому государству культура? Решались другие проблемы – экономические, политические, геополитические – какие угодно. Сейчас начались какие-то телодвижения, но пока всё это очень искусственно – все эти разговоры о том, что «надо поддерживать культуру». Слава Богу, что эти разговоры начались: они не вредят и даже создают более-менее положительную коннотацию по отношению к слову «культура», а то ведь был у нас период, когда слова «культура» в речи высших административных управленцев не существовало.

- Какой Вам видится проблема существования литературных площадок в музеях – некоммерческого или коммерческого? Какие шаги стоит предпринимать для их развития?

- Что касается присутствия литературных площадок на территории музеев, то любой руководитель музея будет только приветствовать, если появится энтузиаст, который готов что-то делать на его территории. Но дело в том, что литература сегодня – дело настолько никчёмное, что требовать какую-то коммерцию с этих проектов невозможно. А, с другой стороны, надо помнить о том, что музейное пространство – это не голые стены, это пространство, которое зимой отапливается, вечером освещается, где есть туалет, где есть служители, которые получают зарплату. Поэтому проведение совсем бесплатных мероприятий – это странно: музей в данном случае выступает спонсором. Почему он должен выступать в качестве спонсора? Он имеет на это право? Он не является самостоятельной фигурой, он является государственной фигурой. Деньги идут, как правило, за счёт бюджета, и предполагается, что они окупаются, по крайней мере, за счёт входных билетов. Поэтому нормальным было бы существование литературных проектов в формате мероприятий, оплачиваемых хотя бы входными билетами, но господа литераторы и их слушатели почему-то считают, что это слишком высокая цена для того, чтобы прийти на литературный вечер. 150 рублей – входной билет в Литературном музее – небольшая цена для взрослого посетителя. Если говорить о литературных площадках, которые существуют на территориях кафе, - то люди, приходящие в кафе, тратят гораздо большие деньги, и это их не смущает. Но они считают, что там они тратят эти деньги для пользы тела: заодно и стишков послушать, и умных слов поговорить, - а здесь вот, видите ли, чая не нальют за эти 150 рублей. Должно быть понимание, в каком мире мы живём и какие обстоятельства есть: это отношение к музеям как к неким благотворителям – откуда оно сформировалось? Почему музей должен бесплатно предоставлять свою территорию? Я не говорю, что это обязательно должна быть аренда, но вопрос должен решаться разумно.

А вообще культура держится на энтузиастах, которые друг друга находят и как-то взаимодействуют, поддерживают друг друга – насколько у них хватает сил. Культура всегда именно так и функционировала – энтузиасты ведь есть разного рода: одни – нищие, но талантливые, которые ищут спонсоров, другие богатые, меценаты, которые, наоборот, ищут таланты и поддерживают их. Иногда они встречаются. Иногда – не встречаются, но продолжают оставаться энтузиастами и делать своё дело. Так что, наверное, нужно просто делать своё дело по мере сил и возможностей. И искать встреч.

«Лиterraтура», 25 ноября 2014